Либеральный рывок 90-х годов делался по вполне прогрессивным, демократическим, западным рецептам. Была проведена приватизация огромного госсектора, введены свободные выборы, отменена цензура и даны правовые гарантии свободы слова, восстановлена в правах частная собственность. Появилась многопартийность, новые профсоюзы, свобода торговли, свобода шествий и демонстраций. Многое – куцее, урезанное, не вполне дееспособное. С различными пороками и недоразвитием тех или иных демократических институтов можно было бы смириться, списав все недостатки на "издержки роста": мол, демократия у нас пока молодая, неоперившаяся, вот еще чуть-чуть подождать. Однако вся беда в том, что как раз никакого "роста" не видно: скорее, наоборот, налицо обратная динамика. Не замечать этого, по-прежнему надеясь, что "все со временем утрясется", становится все труднее.
Приходится вновь и вновь мысленно возвращаться к истокам нынешней
За мероприятиями по экономическому освобождению и политической эмансипации строители новой России упустили из виду силовой аспект будущего государства. Даже более вероятно, что "упущение" было сделано сознательно: получив верховную власть в государстве, реформаторы просто не считали нужным делиться с народом самой главной ее составляющей – силовой компонентой.
В результате демократия в России оказалась безоружной, "беззубой".
Тезис о "вооружении народа" в свое время был прочно узурпирован шумной кликой сторонников "разрешения на личное оружие". Но на самом деле смысл термина гораздо шире. Носить при себе кольт или газовый пистолет? Необходимость в таком праве индивида далеко не очевидна для общества. А вот контролировать саму систему правоохранения в обществе, "людей с ружьем", тех, кто призван "охранять порядок" и осуществлять функции государственного принуждения, – такое право народу совершенно необходимо.
Без этого даже человек с кольтом реально беззащитен перед государством.
Ничего подобного народ России так и не получил. Даже в "либеральные" 90-е годы эксперименты по созданию "муниципальной милиции", зависимой от избираемых региональных депутатов и губернатора, были быстро свернуты. В Москве некоторое время поездили патрульные машины с эмблемами "муниципальной милиции" – но и они, и сами "муниципалы", успевшие прославиться разве что охотой на старушек, торгующих у метро, быстро исчезли.
С самого начала 90-х федеральный центр крайне жестко отстаивал (и в итоге отстоял) свое право единолично осуществлять кадровую политику в силовых структурах: органах безопасности, милиции, прокуратуре и спецслужбах. Здесь особенно долго фрондировал Лужков, настаивая на праве "согласовывать" кандидатуры начальника ГУВД или городского прокурора, но и его "продавили". Регионы могли всячески "прикармливать" своих силовиков, однако и Москва в ответ всегда оставляла за собой право сменить чересчур "прикормленного" прокурора или начальника милиции на новеньких, на первых порах готовых жестко проводить "линию центра". В итоге Владимир Путин, который сегодня представляется в роли главного архитектора многообразных российских "вертикалей власти", на деле пришел на все готовое.
В распоряжении второго президента России с самого начала была главная вертикаль России – силовая.
Все российские "люди с ружьем" (милиция, прокуратура и т.д.) изначально имели только одного начальника – Кремль. Имея под рукой такую вертикаль, можно было спокойно строить все остальные вертикали, делить страну на федеральные округа, урезать полномочия регионов, отменять выборность депутатов-одномандатников, губернаторов и т.д. Таким образом, все разборки между центром и регионами за право контроля над "силовиками" закончились разгромной победой центра. Однако поражение потерпели все.
Огромнейшая разветвленная система правоохранения в России – суды, прокуратура, милиция, судебные приставы – оказалась де-факто (да и де-юре) неподотчетной никому, кроме президента. Неудивительно, что степень разложения и коррумпированности в правоохранительных органах страны поражает воображение, и никакие кампании по "борьбе с оборотнями" тут не помогают. Президент в своих посланиях из года в год призывает "бороться с коррупцией" – как будто не понимая, что призывает он исключительно самого себя. Бороться с коррупцией должна правоохранительная система, а она, как уже говорилось, полностью подчиняется только президенту и его администрации. Все остальные, даже и облеченные какими-то государственными должностями, могут только молча созерцать этого монстра.
Кремль просто не в состоянии – даже если бы и хотел – контролировать ситуацию с повседневной работой органов правопорядка в каждом районе и городке России.
Не могут этим заниматься также и местные депутаты, и местные главы, потому что не имеют таких полномочий. В результате область правоохранения – самая уязвимая, самая "больная" сфера жизни в России. Единственный шанс России устранить перекос и не рухнуть в пропасть авторитаризма – это как можно быстрее дать народу рычаги управления своими "органами государственного насилия": а именно – сделать выборными должности начальников рай- и горотделов милиции, а также прокуроров.
Иначе "силовая вертикаль" просто доест все оставшиеся свободы в России.
