Старик трижды закидывал в море невод, я трижды возвращалась в Россию.

В первый раз мне сделали больно. И я убежала, поджав хвост, как дворовая псина, которую мальчишки приманивали на колбасу только для того, чтобы снова побить палками. Они не виноваты. Они дети. Они так играют.

Во второй раз я пыталась войти в ту же воду, и она меня захлестнула. Я утонула в собственных делах, чувствах и ворохе проблем.

Зачем я ехала третий раз, я не понимала ни единой клеткой тела.

- Знаешь, у меня ощущение, что я возвращаюсь сюда, как жена к мужу-извергу. Да, в прошлый раз побил, но не до переломов же. Да, когда напивается – страшен, но какая золотая душа у человека. Да и вообще, что я ною, вон у Людки – хуже. А этот, хоть и мудак, но мой. Мой. Люблю его. Хоть убей – люблю. Может и убьет, черт его знает… Не, ну а куда я пойду, с другой-то стороны? Кому я нужна то, кроме него?

Я обнимаюсь с лучшими людьми обеих столиц. Такие родные, что хочется сердце вырвать и оставить тут. Кажется, именно это каждый раз и происходит. Рассказывают, как у них дела. Кто собирал деньги и не собрал, поэтому – осложнения, кто как ходит по судам, кто наконец слез антидепрессантов на водку, кто обратно. Лучшие люди обеих столиц живут разно, пестро, сложно. Одно у всех – только желание забиться в угол и проспать неделю, как медведь в берлоге. Наконец отдохнуть от этого от всего. У лучших людей обеих столиц очень уставшие глаза.

У меня очень уставшее сердце.

***
Зато у меня очень сильные ноги.

Я прошагала тысячи километров и прошила Европу своими маршрутами насквозь, чтобы не развалилась обратно на разноязычные лоскуты. В Штутгарте вечно молодая и кокетливая девушка восьмидесяти лет, из тех, кто приехал "еще тогда", находящаяся в блаженном состоянии разума, когда Гете наизусть еще помнишь, а вот на каком языке нужно сейчас говорить – забываешь, поинтересовалась у меня, почему бы мне не подкрасить хотя бы губки, и где мой дом. Я кивнула на рюкзак за спиной, и это был ответ на оба вопроса сразу.

В России осталось очень много недоделанных дел, незавершенных проектов, недоговоренных разговоров, недолеченных травм. Недопрожитой любви и счастья.

Я привезла с собой все тепло, что собирала по миру, всю нежность, что выросла на шрамах, как мох на камне, всю тишину и спокойное счастье, которому научилась за время скитаний. Я донесла это все до самого сердца страны. В сердце страны пульс современности бился ОМОНовскими дубинками об ребра молодости.

- Это очень странное ощущение, но стоит пересечь границу, и мне сразу становится очень тревожно и беспокойно. Как фоновый шум, к которому со временем привыкаешь, но он тем не менее продолжает тебя подспудно расшатывать. Вроде соседа с дрелью. Первые полчаса невыносимо, а потом ничего, даже работать получается. Но стоит отключить это на пару минут – во внезапно наступившей тишине приходит осознание того, как больно было все это время. И хочется плакать от облегчения.
- Это потому что тебе здесь небезопасно. Здесь вообще никому небезопасно, и все это чувствуют. Это непроговариваемое чувство "Мне постоянно страшно".
- Потому что стоит проговорить, где-то сразу появляется перегарное рыло, смрадно выдыхающее тебе в ухо: "Што, мразь, Рррррродину не любишь?"

***
Как же ее не любить, мать, как же не любить?..

Нам досталась строгая мать, северные объятья. Высочайшим императорским приказом велено – люльку не качать! Ибо воинов ращу, спартанцев. Обтесываю поэтам перья до алмазного блеска тюрьмами, ученым придаю строгость мышления казармой, балерин на хлеб и воду для стройности. Художник должен быть голоден, писатель – зол, врач бесстрашен перед смертью на контрасте с такой жизнью.

И правда, получаются лучшие поэты, лучшие врачи, лучшие балерины. Лучшие люди обеих столиц с очень уставшими глазами.

- Ты должна быть там, где ты нужна. Это очевидно, что ты нужна здесь.
- Это очевидно .
- Это же нелепо, прожить жизнь ни для чего, впустую, когда тебе дан шанс изменить что-то к лучшему.
- Совершенно нелепо.
- Ты правда можешь внести свой вклад.
- Правда.
- И что ты думаешь?

***
А я думаю о том, что по вечерам Сиамский залив прогревается так, что волны у берега кажутся горячими. Ты аккуратно погружаешь ноги, боясь обжечься, проверяешь пальцами ног песок, не веря в то, что он бывает таким мягким и не таит в себе камней, острых ракушек или скользкого ила. Зачем-то оборачиваешься на городские огни, а потом медленно, но уверено идешь вперед в непроглядную темноту темной воды, отражающую бликами лунный свет.

Тебя обволакивает теплом и нежностью, укачивает на волнах, как любимого младенца, шепчет всплесками в ухо: "все хорошо". Ты отплываешь от берега, заполняешься соленой водой и перестаешь понимать, где кончается море и начинается небо. В темноте и безмятежности стирается линия горизонта, исчезает линия между прошлым и будущим, растворяется линия между тобой и бесконечностью темной воды. Тебе кажется, что так было всегда. Так будет всегда. В мире больше ничего нет, кроме темноты, тепла и безвременья. Ты невесом, незначим и почти не существуешь.

- Так что ты думаешь?
- Я думаю, что себе я нужна больше, чем России.

***
Оставляю сердце лучшим людям обеих столиц. Робко надеюсь на встречу. Где-нибудь. Когда-нибудь.

Тамара, какого хрена?

! Орфография и стилистика автора сохранены