В предыдущем посте о тюрьме Тегель я поделился эмоциями. Не выплеснув их, спокойного анализа всё равно бы не получилось: слишком эмоциональный фон зашкаливал.

А теперь я постараюсь поменьше отвлекаться на непосредственные впечатления и рассказать о тюрьме Тегель и вообще о тюрьмах федеральной земли Берлин. Благо что исключительно информативный бюллетень объемом с приличный журнал был нам подарен, и сейчас у меня перед глазами.

Германия, если кто об этом успел забыть со времен ее объединения, по-прежнему официально называется Федеративная республика Германия (Bundesrepublik Deutschland) или ФРГ. И это не простая формальность вроде Российской Федерации, которая федеративна только по названию. Германия — федерация вполне себе реальная. Настолько реальная, что у нее даже в такой "силовой" составляющей, как пенитенциарная система, нет никаких федеральных органов типа нашей ФСИН — Федеральной службы исполнения наказаний — все полномочия в этой области переданы земельным властям. Да, Германия — не Соединенные Штаты Америки, и законы в ней, в основном, единые для всей страны. Но, во-первых, в основном, а не полностью, а во-вторых, их исполнение практически полностью контролируется на земельном уровне. Да, есть Федеральный Конституционный суд и Федеральный Верховный суд, но в реальности подавляющее число дел доходит максимум до соответствующих судов федеральных земель.

Собственно, современная тюремная система Германии приобрела настоящий вид далеко не сразу. На рождество 1967 г. письмо заключенных в адвокатуру привело к глубокому пересмотру основ прежде тоже исключительно карательной системы. Федеральный Конституционный Суд, глубоко вникнув в проблему и констатировав систематическое нарушение прав человека в немецких тюрьмах, инициировал полный пересмотр всей системы наказаний, в результате чего семь лет спустя появился Федеральный Тюремный Акт. Но Германия, как я уже сказал, - федеральное государство, и земли оказались отнюдь не в восторге от принятых нововведений, поскольку все огромные затраты на реформу пенитенциарной системы и собственно самих тюрем падали на них. Еще три года ушло на достижения компромисса, пока 1 января 1977 г. Акт, наконец, не вступил в действие.

Его основной принцип: тюрьма ставит человеческое достоинство на первое место, а ее основная задача – ресоциализация заключенных, подготовка их к возвращению в нормальную жизнь.

Для обеспечения прав и человеческого достоинства, в частности, в земле Берлин в 2011 г. был принят специальный акт по защите персональных данных заключенных. Я видел его в действии: ни на одной двери камер нет ни фамилии заключенного, ни его статьи или срока – только указание, что камера занята и что ее обитатель работает. Точка. И начальник тюрьмы Тегель сказал нам (приходится верить, как бы это ни было невероятным для нас), что он не знает, кто сидит в конкретной камере и за что, и не может получить этих данных вне специальной и непростой процедуры. 

Кстати уж, коли о дверях: на одной из них заметил табличку, отличающуюся от других (я немецкий – увы! – совсем не знаю, а потому сам прочитать не могу), спросил, что написано? "Ремонт". Понятно. Ничего, оказывается, не понятно! Это из камеры освободился сиделец – и в обязательном порядке делается ремонт, прежде чем в нее заедет новый заключенный! Ремонт, Карл!

Прежде чем двигаться дальше, приведу некоторые цифры – без них весь разговор повиснет в воздухе. 

Вообще в Германии заключенных немного - на 2013 г. их было 79 человек на 100 000 жителей (во Франции – 98, в Великобритании – 148, в России – 475, а в Штатах – 716) и число их постоянно снижается: в Берлине за 2006 по 2014 гг. с 5280 до 3983 человек, т.е. на четверть за 8 лет. Сидят в берлинских тюрьмах не только граждане Германии – в Тегеле, например, 33% - иностранцы. Но вынужден огорчить наших патриотов: если кто полагает, что хоть тут-то "мы всех порвали", то жестоко ошибается – из этой трети иностранцев 20% - турки, 15% - поляки, 6% - ливанцы, по 5% - сербы и румыны, а мы теряемся где-то среди 49% "прочих". Женщин сидит очень мало – всего 4,9% от общего числа заключенных. В предварительном заключении (по-нашему, в СИЗО) сидельцев немного – на весь Берлин 642 мужчины и только 25 женщин – как-то без этого обходятся (все цифры на 31.04.2014).

Тюремная система в земле Берлин состоит из нескольких учреждений: тюрьма Тегель, как принято говорить в Германии "закрытого типа" или "высокой безопасности", по-нашему, просто тюрьма; такие же по статусу тюрьмы Моабит и Хейдеринг, тюрьма Плётцензее, в которой есть и "закрытое", "высокой безопасности" отделение, и отделение "открытое", "низкого уровня безопасности", а также тюремная больница, общая для всех тюрем Берлина; Берлинский центр ювенильного заключения (тюрьма для несовершеннолетних); женская тюрьма; "открытая" тюрьма (по-нашему — колония-поселение, только гораздо более мягкая, чем у нас) и центр ювенильной опеки (нечто вроде закрытого интерната для несовершеннолетних правонарушителей). Каждая из тюрем имеет свои особенности. Так, например, в Тегеле, одной из самых больших тюрем в Берлине — есть отделение так называемого "превентивного заключения", и, если не ошибаюсь, только в ней содержатся лица с пожизненным сроком. Моабит — это и СИЗО, и тюрьма для экстрадируемых, и т. д. Что непривычно, это то, что большинство тюрем — еще и "долговые тюрьмы" (у нас такого больше — а может быть, пока — не водится), в которых сидят как те, что не смогли оплатить долги, например, по ЖКХ, так и наложенные на них штрафы.

А теперь о Тегеле. 
Первое, что поражает — это количество, а главное — состав персонала. На 935 "посадочных мест" (как я понял, это число совсем недавно уменьшилось в связи со сносом одного из больших старых корпусов, гору еще невывезенных кирпичей от которого мы застали) штатная численность сотрудников составляет 681 человек, в том числе 6 педагогов и 42 медика, не считая 5 штатных священников (3 католических и 2 лютеранских), 124 опекунов заключенных и 83 руководителей кружков, которые приходят в тюрьму в соответствии с расписанием занятий. В общем, сотрудников столько же, сколько заключенных. При этом надзирателей чуть больше половины — 376 чел. плюс 51 практикант. А из них — убедился воочию: 94 + 11 практиканток - женщины. И в целом, в штате женщин - треть сотрудников. Никто не носит оружия. Никакого. И "спецсредств" тоже — ни дубинок, ни наручников нет ни у кого.
На вопрос "А как?" ответ один у всех: "Мы должны разговаривать". И это принципиально – разговаривают с людьми.

Я уже сказал, что Тегель – тюрьма закрытого типа или "высокой безопасности" по-немецки. И это видно сразу: по-немецки аккуратные плотные спирали колючки-"егозы" вдоль всего периметра высокой стены плюс камеры наблюдения и привычные по нашим тюрьмам "шлюзы" на въездах не оставляют никаких сомнений. Но за одним только "но" - это только на внешнем периметре. А внутри ее никаких колючек нет. Ограждения "локалок" есть – такие же, как у нас в жилых дворах (в принципе, перелезть-перескочить нет проблем, правда, не понятно зачем, если входы в них открыты. "Максимальная безопасность и жесткость снаружи и максимально возможная открытость и свобода внутри – это принцип" - в один голос говорили нам наши провожатые. И приходится верить одновременно их словам и своим собственным глазам. "Максимально возможная" - подчеркивают нам.

И это так: с работы из мастерских сидельцы идут на наших глазах (и рядом с нами) не строем, а обычными группками и поодиночке, беседуя о чем-то – а невооруженные и спокойные сотрудники в этот момент ("Это напряженный момент" - говорят нам и приходится поверить, хотя напряжения незаметно) стоят на поворотах и у дверей корпусов. Опять же без оружия и спецсредств. И не только мужчины. Но при этом четверть часа спустя мы же видим, как заключенный садится у дверей корпуса в машину, чтобы его довезли метров 100 до корпуса свиданий – просто так болтаться по территории запрещено. У заключенного в сумке плюшевые детские игрушки: "Значит, жена с ребенком пришла на свидание – не сидеть же ребенку просто так" - поясняют нам. Краткие свидания - по часу раз в неделю. Не раз в два месяца, как у нас. И не через стекло (более унижающего человека общения никогда не видел!), а в отдельной комнате. Потому что потеря социальных связей – самый нежелательный для немецкой тюремной системы результат: она нацелена на ресоциализацию, на то, чтобы человек, выйдя из нее, обратно не вернулся.

И для этого делается многое и не задешево: это только говорить о ресоциализации просто, а сделать… Все заключенные должны работать. Правда. Как и у нас, принудительно не заставят (правда, и послаблений не жди в таком случае). Работа – с 6:55 утра и до 14:50 (в Германии, как и вообще в Европе, все какие-то "жаворонки"; что делать "совам" - ума не приложу!), с получасовым перерывом на ланч между 11:30 и 12:45 (в зависимости от работы). И с перекурами. В 15:00 обед, после до 21:40 – свободное время. Зарабатывают не очень много – примерно 200 евро в месяц, но и выплат с них никаких (даже нет выплат по мед.страховке – все за счет бюджета), кроме небольших выплат по страховке от безработицы: "Чтобы когда освободится и пока устроится на работу, было бы на что жить", - поясняют нам.

Работа достаточно квалифицированная, увы, но не все к ней готовы. А потому в Тегеле большие учебные мастерские. Большие – это на 66 мест по полному циклу (т.е. на разряд) и еще 61 место на неполный цикл (как тут называется – "модулярная квалификация") – это там, где учат какому-то набору умений. Итого – сами посчитайте – 127 мест проф.образования – для каждого седьмого! "Надо признать, качество контингента падает, - говорит начальник тюрьмы, - раньше мы всем разряд давали, а теперь удается так обучить не всех; некоторых только каким-то операциям – тоже лучше, чем ничего, но…". Всем обученным выдаются сертификаты, ничем – подчеркиваю - НИЧЕМ! – не отличающиеся от аналогичных сертификатов и свидетельств, полученных на воле. Переспрашиваем и получаем утвердительный ответ: "Да, именно так – их никак нельзя отличить. Человек же освободился – важно не где он получил умения, а что умеет".

А кроме того есть школа на 100 мест, гимназия (!) и даже студенты-заочники (и таких аж на 10 человек) – занятия в школе, гимназии или институте приравнены к работе и идут в рабочее же время, разве что школьники начинают занятия позже – в 8:05. 
Я еще раз подчеркну: Тегель – строгая тюрьма. И в ней мобильники и компьютеры запрещены. Абсолютно, но все же с одним исключением. Догадываетесь, с каким? Именно: в классах компьютеры есть (правда, без выхода в интернет). И тоже все-таки не абсолютно: для учащихся заочно в институтах есть интернет выход на сайт учебного заведения. Потому что учёба – святое. Опять-таки потому, что тюрьма хочет, чтобы они устроились в жизни, а не вернулись обратно.

Свободное время – отдельный разговор. Не знаю, честно, сколько в Тегеле кружков, но по справке одних только руководителей кружков – 83 человека. По одному на 10 заключенных! И да, есть свой театр, и в него можно прийти с воли на спектакль, купив, как и обычно, билет, разве что телефон оставив на КПП.

Над всей тюрьмой возвышается храм. Огромный, рассчитанный на былые полторы тысячи сплошь верующих заключенных – построен он был в 1899 г. "Теперь великоват" - говорит начальник тюрьмы. Может, и велик, но очень красив и прекрасно отреставрирован. В нем проходят теперь и евангелические (лютеранские) и католические службы. А в приделе – и православные, баптистские, адвентистские – словом, любых христианских конфессий. Кроме штатных католических и лютеранских священников, остальные – приходящие. В день, когда мы были в Тегеле, всюду висели объявления по-русски, что вечером будет о. Николай. У иудеев и мусульман – отдельные помещения, и раввины и муллы тоже приходят.

Пока всё. Переваривайте. А третий текст про берлинскую тюрьму Тегель (а может, и четвертый) за мной.

Сергей Шаров-Делоне

Facebook

! Орфография и стилистика автора сохранены