5. Конец паразитизма
Начиная экономико-сатирический анализ постсоветского общества, я обещал ответить на вопрос: "Чем сердце успокоится"? Как завершится блестящая карьера современного российского паразитизма?
Теперь самое время это сделать.
Мы увидели, как Паразит зародился в недрах "реального социализма", окреп, пришел к власти, развился до государственно-монополистической стадии, сформировал адекватную себе структуру общества. Что же дальше? Неужели это и есть "конец истории" по-русски?
Конечно, нет. Слава богу, все имеющее начало, имеет конец. Придет конец и паразитизму, не исключено, что гораздо быстрее, чем мы предполагаем. Однако оставим догадки и мечты другим, более темпераментным публицистам. А сами вернемся на унылую тропу логики.
Мы выявили всеобщую формулу обращения Паразита: "связи – деньги - связи (плюс новые связи)", которая предполагает постоянное накопление коррупции. Но, чтобы эта схема работала без сбоев, нужны деньги. Все больше денег.
А российский рубль (при всем к нему уважении) деньгами является лишь условно, настоящими же деньгами в мире считаются доллары, евро, ну – на худой конец – юани. И, чтобы их получить, нужно что-то продать на внешнем рынке. А продавать нам, кроме энергоносителей, нечего. В этом не было бы ничего страшного, если бы не несколько "но".
Во-первых, закон убывающего плодородия (или убывающей производительности факторов производства), который в нашем случае утверждает, что эффективность эксплуатации разведанных нефтегазовых месторождений, с течением времени, неизбежно падает.
Попросту говоря, чем дольше черпаешь, тем меньше получаешь. А новые месторождения находятся во все более отдаленных и труднодоступных местах. Если бы нефтяные цены быстро росли, но они – увы - больше расти не желают!
Причем - во-вторых - это не "временные трудности", а стратегическая тенденция, связанная, как считают специалисты, с тем, что в мире начинается смена энергетического уклада. То есть нефть постепенно оттесняется с ведущих позиций сначала газом, а затем - неуглеводородными ресурсами.
И вот здесь халявой же никак не обойдешься: чтобы поспеть за энергетической революцией, нужно вкалывать, причем, не столько руками, сколько мозгами. А паразитизм и интеллект – суть вещи несовместные. Ведь при паразитизме постоянно происходит негативный отбор: вверх поднимаются не самые способные, а самые лояльные (как говаривал Михаил Горбачев – "кто лизнет глыбоко").
Следовательно – материальная база расширенного воспроизводства Паразита неизбежно начинает сужаться.
Как паразит будет реагировать на столь драматическое изменение внешней среды?
Сначала сократит все непаразитические расходы (наука, образование, здравоохранение и пр.). Кроме расходов на "безопасность", которая является основной социальной функцией паразита. Это давно происходит на наших глазах. Здесь, конечно, имеются еще немалые резервы но, как вы понимаете, они конечны.
Следующий этап – попытки экстенсивного расширения своей кормовой базы, то есть – внешняя агрессия. Но, в современном мире, захватническая война экономически неэффективна, поскольку сбывать на мировом рынке награбленное крайне затруднительно.
Что поделаешь – издержки гуманизации. А с учетом неизбежных экономических санкций –
прямой убыток. Поэтому на серьезную, большую войну Паразит, на самом деле, не способен.
Остается последнее средство – самопоедание Паразита. То есть, сокращение количества едоков, претендующих на уменьшающуюся в размерах коррупционную ренту.
Самый верный способ такого самопоедания – "борьба с коррупцией", которая в условиях паразитизма является формой естественного отбора наиболее приспособленных к среде паразитов. Критерий отбора все тот же – лояльность: самые лояльные поглощают просто лояльных. Именно поэтому, в процессе борьбы за существование паразит неизбежно выстраивается в жесткую пирамидальную структуру, тяготеющую к диктатуре.
Понятно, что самопоедание тоже имеет свои границы: террор не должен препятствовать расширенному воспроизводству коррупции – работе механизма "связи – деньги – связи".
Но прогрессирующая деградация кормовой базы подталкивает Паразита к самоуничтожению.
Этот процесс может продолжаться довольно долго: ленточный червь способен сожрать 95 процентов своего тела.
И все же – конец неизбежен – паразит погибает. Весь вопрос в том, погибнет ли он вместе с кормящим его организмом, или у социума есть шансы на выживание?
(Продолжение следует)
! Орфография и стилистика автора сохранены
