Положение, сложившееся на Ближнем Востоке, и в частности в Ираке, в связи с действиями мракобесов и фанатиков из так называемого Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ), объявивших о создании Халифата – результат вечного соперничества США и России, а также гегемонистских устремлений новых региональных хищников в лице Турции, Ирана, Саудовской Аравии и более мелкого хищника – Катара.
Протестная волна, прокатившаяся в 2010-2011 годах по странам региона, со сменами отдельных одиозных правящих режимов и получившая название "арабская весна" по разному была воспринята в столицах указанных государств. В данном случае нас интересует позиция Кремля, его политика в сложном и неоднозначном периоде, вслед за этими, далеко не мирными событиями, серьезно изменившими политический ландшафт Ближнего Востока и Северной Африки. Конкретнее – в какой мере путинской администрацией соблюдался прагматический подход, объявленный ею содержанием новой внешней политики России, закрепленной в соответствующей концепции МИД?
Этот вопрос – далеко не праздный. Опаснейшие, деструктивные действия средневековой группировки ИГИЛ у южных границ России является прямой угрозой её безопасности, детонатором сохраняющейся взрывоопасной ситуации на Северном Кавказе, где недобитые ваххабитские группировки ждут не дождутся новой волны джихада. Как действовала и все ли предприняла российская дипломатия, застигнутая врасплох арабской весной, для того, чтобы как-то повлиять на процесс начавшегося паразитирования разного рода исламистами социальных по сути протестных движений?
Скажем прямо: возможностей для этого было маловато. Пространство для маневра и принятия решений за годы, последовавшие после распада СССР значительно сузилось. После добровольного ухода из региона в 90-е годы Москва с трудом восстанавливала утерянные позиции в арабском мире. Фактически там оставался единственный форпост – Сирия со светским режимом Башара Асада. Вот тут-то и проявился во всей красе принятый на вооружение путинской администрацией так называемый прагматический, деидеологизированный подход во внешней политике. Попутно заметим, что Путин изменил и порядок ведения внешнеполитических дел, все больше концентрируя их в своей администрации: глава МИДа уже не вправе был напрямую звонить президенту, ему дозволялось общаться с ним через помощника по международным вопросам.
Обжегшись на Ливии, когда вначале бездумно были списаны долги этому богатейшему государству в обмен на мифические контракты, а затем поддержана резолюция Совбеза ООН, приведшая к фактическому свержению и уничтожению Каддафи, Москва решила "стоять до последнего" в случае с Сирией. Против Асада руками разношерстных экстремистских исламистских группировок, финансируемых реакционными арабскими монархиями Персидского залива, была начата война, поддержанная Западом и Турцией. Конечно, противостоять такой зловещей компании, пытающейся уже более трёх лет свергнуть Асада не так-то просто. Но все же возможно, если проводить четкую и последовательную политику, которая, к сожалению, не характерна для путинской команды. Так и не преуспев с помощью мягкой силы повлиять на позицию Саудовской Аравии и Катара, Кремлю ничего не оставалось как начать резко критиковать Эр-Риад и Доху. С последней и вовсе обострились отношения после того, как Катар стал позиционировать себя в качестве потенциального конкурента России по поставкам природного газа в Европу. Дело дошло того, что в результате хулиганских действий таможенных властей Катара в 2011 году серьезно пострадал посол РФ в Катаре В.Титоренко, который долгое время был мишенью тамошних "братьев мусульман" и вахаббитов.
Тем не менее, несмотря на такое развитие событий, Москва приветствовала приход к власти в Египте "братьев мусульман" во главе с президентом М.Мурси, а также его свержение генералом А.Ф.Аль-Сисси. Причем, и того и другого поочередно "торжественно" принимал Путин и обсуждал с ними перспективы российско-египетского сотрудничества. Также в Москве регулярно принимают и представителей других исламистских движений ближневосточного региона – палестинского Хамас и ливанской Хезболла. Интересно отметить, что именно из-за противостояния исламистов с военными в Египте произошёл серьёзный раскол между союзниками по сирийской авантюре – саудитами и катарцами. Вот бы где могла сработать российская дипломатия, вбив ещё больший клин между соперничающими монархиями, но поезд уже ушёл. Да и с берегов Персидского залива хорошо видны зигзаги путинской политики на Ближнем Востоке.
Что касается отношений с Турцией, то здесь вообще складывается забавная ситуация. Не говоря уже о западной прессе, в самих турецких СМИ появляются разоблачительные материалы о том, что на территории этой страны проходят подготовку боевики для дальнейшей заброски в соседнюю Сирию, куда также поставляется оружие для группировок, воюющих против правительственных войск. С большим трудом и изворотливостью лидер Турции Эрдоган пытался опровергнуть информацию о том, что Анкара даже планировала прямое вторжение в Сирию под предлогом защиты какой- то османской гробницы.
Я уже писал об энергетическом факторе участия Турции в сирийских событиях, инициированных Катаром, его планами по доставке природного газа в Европу транзитом через прилежащие страны, на что "клюнули" в Анкаре. В руководстве Турции, которая позиционирует себя в качестве главного энергетического узла в регионе, видимо газовые аппетиты перевесили трезвый расчет, который не принял во внимание даже возможную реакцию России. Российским дипломатам следует исходить из того факта, что Турция главным образом нужна Катару как перевалочный пункт, как транзит для доставки газа в Европу и то в случае, если удастся посадить марионетку в Дамаске. В этом смысле Турцию с большой натяжкой можно назвать стратегическим партнёром России, как это пытается представить Путин и его коллеги по Кремлю. Москва продолжает упорно не замечать деструктивную роль Анкары в сирийском кризисе, предпочитая не приносить в жертву многомиллиардное экономическое сотрудничество с Турцией.
Вот с такой двойственной, противоречивой и непоследовательной политикой пытается Кремль защитить светский режим Асада от исламской угрозы, которая уже выплеснулась за пределы Сирии. Видимо в путинской администрации хорошо усвоили тот факт, что внешняя политика является продолжением внутренней политики и с упорством продолжают придерживаться этого положения.
