Прошлый год закончился "нежданной" трагедией, новый — начался привычной репрессией.

С Сергеем Мохнаткиным я, к сожалению, толком не знаком. Так, встречались пару раз на каких-то митингах: здрасьте-здрасьте и разошлись.Так и не поговорили. А мне хотелось бы понять этого человека: раз за разом он лез в самое пекло, получал под ребра от упитанных "правоохранителей", снова лез, получил срок, отсидел два с лишним года, вышел и снова — в самое пекло — в Стратегию — 31.

Теперь он, якобы, побил некоего полицейского, который наголову его выше и весит (навскидку) килограммов 150 — ушиб несчастному мягкие ткани и причинил нестерпимую боль. Судья Елена Сташина (разумеется, из списка Магнитского) слушать свидетелей защиты (утверждавших, что избили как раз Мохнаткина) не стала и отправила немолодого политзэка в следственный изолятор.

Дальнейшее развитие событий предсказать не трудно: суд и, почти наверняка, новый срок.

Где-то уже встретилось: вот чудак, зачем же он нарывался?

Действительно, сидел бы дома, смотрел телевизор, как многие, да пивко потягивал — что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Да и какой прок от всех этих акций, если власть на них не обращает никакого внимания?

А, действительно, есть ли прок от всех акций оппозиции, когда "Васька слушает, да ест"?

Это серьезный вопрос, который мучает многих участников протестного движения.
Вышли на Болотную, помитинговали, раз, два, три — никаких результатов.
И снова раз-два-три, и вместе, и вразнобой — и все без толку.
А неужели всерьез кто-то ожидал, что вертикаль возьмет и развалится?
Нет, сколь гнилая ни есть — не разваливается, ни в какую.
Но даже если и окончательно сгниет сама, что придет ей на смену?

На каких основаниях вырастет новое здоровое общество? А новые лидеры откуда появятся — из "Уральских пельменей"?

Согласен, политика есть искусство возможного. А если сама политика становится невозможной?

В том-то все и дело, что в условиях диктатуры (давайте без иллюзий) политическая активность оппозиции сводится не к реальной борьбе за власть (она табуирована), а к борьбе за умы и души сограждан, к выработке и демонстрации не столько политических программ (они быстро устаревают), сколько альтернативной морали и образцов поведения.

Не создание и регистрация новых разрешенных партий становится в таких условиях мейнстримом протестного движения (но и в этом ничего вредного нет), а правозащитная деятельность в широком смысле слова.
При этом, правозащита не сводится, разумеется, лишь к оказанию помощи политзаключенным (хотя это — сердце правозащитного движения): борьба за свои права во всех сферах жизнедеятельности, от экологии и градостроительства, до требования честного подсчета голосов на выборах. Все это, по большому счету, правозащита.

Это тяжелая, неблагодарная, а зачастую, опасная деятельность, результаты которой не сразу видны невнимательному наблюдателю.

Путь, конечно, не близкий, но, как свидетельствует вся мировая история, от первых христиан до наших дней, единственно гарантирующий не смену одного диктатора на другого, а глубокие и необратимые изменения в общественном сознании.

Да, это путь жертвенный и не каждый может его пройти от начала и до конца.

Но тем ценнее люди, которые сознательно и твердо ступают на эту дорогу.

Мне кажется, что Сергей Мохнаткин из их числа. Как бы то ни было, к его выбору нужно относится с глубоким уважением, понимать, что этим же маршрутом могут (и, скорее всего, пойдут) еще многие другие.

И не о чудачестве в этих случаях следует говорить, а о гражданском мужестве.

Илья Константинов

Livejournal

! Орфография и стилистика автора сохранены