Финский городок Порвоо расположен всего лишь в часе езды от Хельсинки. Каких-то пятьдесят километров. Летний туристический сезон в самом разгаре. Многие столичные жители уезжают в Порвоо провести семейный уик-энд.

Порвоо с населением в сорок тысяч знаменит своим средневековым центром. Это второй после Турку исторический город Финляндии. Основанный шведами, Порвоо раскинулся на высоком берегу реки.

Вдоль ее русла тянется вереница ныне крайне престижных охристо-красных деревянных домов, которые когда-то были всего лишь купеческими складами. Улицы, вымощенные булыжниками. В историческую часть города ведет деревянный мост. И дома тоже здесь большей частью из дерева. Есть те, что дожили до наших дней, несмотря на пожар 1762 года. Большая часть жилой застройки Порвоо относится к XVIII веку.

Каменный собор Порвоо с его отдельно стоящей колокольней виден изо всех уголков города. Он был сложен из валунов в XV веке, но его самые древние детали датируются XIII столетием.

В 2006 году группа пьяных вандалов решила проверить на огнеупорность крышу собора, сложенную из осиновых плашек. Пожар был настолько мощным, что полностью выгорела кровля. Меня поразил рассказ о тактике пожарных. Они понимали, что заливать собор водой нельзя, так как это приведет к еще большей катастрофе. Они просто дали выгореть лемеху кровли собора, сосредоточив все силы на предотвращении распространения пожара на соседние деревянные улицы.

Кстати, поджигателей нашли быстро. И главного подстрекателя приговорили почти к семи годам тюрьмы. Сначала дали что-то около трех. Но Верховный суд установил, что супостат действовал сознательно. Долгое время состоял в интернет-сообществе пироманов. Наказание ужесточили. Вот вам и стандарты борьбы с экстремизмом по-фински. Мыслепреступлений нет, но, если ваша дурная голова подтолкнет вас к совершению дурного поступка, это рассматривается как отягощающие обстоятельства.

А потом шведы и финны, проживающие в городке, всем миром взялись собор восстанавливать... Кстати, потомки нашей императорской фамилии тоже контрибуцию внесли. Даже приехали в Порвоо, чтобы устроить благотворительный вечер для сбора средств на реставрацию храма.

Для них собор в Порвоо — часть их семейной истории. Именно здесь, в этом соборе, Финляндия получила широкую автономию из рук Александра I в 1809 году. Почти сразу же после войны между Финляндией и Швецией. Россия поддержала финнов. Соблюла свои геополитические интересы, так сказать.

В Финляндии, кстати, роль Александра в своей истории не забыли. И в Хельсинки, и в Порвоо его именем названы центральные улицы.

В Порвоо на Александровской улице располагается музей поэта Йохана Людвига Рунеберга (1804–1877). У нас господин Рунеберг не очень известен. А в Финляндии этот швед — национальный символ.

Он был школьным учителем и поэтом. Его поэма "Рассказы прапорщика Столя", посвященная войне между Швецией и Россией (1808–1809), стала гимном финнов как единой нации. Это тридцать пять историй о событиях русско-шведской войны, героями которых стали и шведский король, и известные полководцы (как шведские, так и русский Кульнев), и простые солдаты и матросы, их жены и девушки. Рунеберг показал войну как момент общей жизни обеих воюющих сторон, когда каждая личность вносит тот или иной вклад в происходящее.

До сих пор вступление к этой поэме — баллада "Наш край" — служит текстом гимна Финляндии. День рождения поэта, 5 февраля, — национальный праздник. В Финляндии даже сохранилась традиция печь в этот день особые рунебергские пирожные.

Финны все-таки следуют принципу "место пророка в своем отечестве должно быть соответствующим его роли и при его жизни".

До сих пор в музее хранится огромный серебряный кубок, подаренный поэту ветеранами той войны.

Дом-музей Рунеберга — почти аналог нашему нижегородскому музею интеллигенции. Та же эпоха. Люди, жившие в этих домах в Порвоо и Нижнем, были в середине позапрошлого столетия подданными одного государства. Думаю, что на книжных полках интеллигентов XIX века в Финляндии и России стояли книги с одинаковыми фамилиями на корешках: Гете, Сервантес, Сократ... И беседы за круглыми столами в гостиных велись на одни темы: роль интеллигенции в судьбе народа, просвещение и будущее страны... Удивительно, каким образом этим интеллигентам удавалось не быть изолированными от историй других стран. Ни Интернета, ни телефона. Но каждая крупинка информации то ли о восстании в далекой Сербии, то ли о парижских бунтах передавалась и обсуждалась.

Рунеберг основал первую газету в Порвоо. Его жена Фредрика стала первой женщиной-журналистом Финляндии, хотя и писала под мужским псевдонимом. Эта удивительная женщина успевала подавать чай и кофе для многочисленных гостей своего великого мужа, родить ему восемь детей, основать первую народную школу для девочек, написать два романа в духе Вальтера Скотта, вечерами читать мужу вслух, а потом писать свои газетные статьи. При этом цветы, растущие в музее, все выращены из черенков тех, что в свое время посадила Фредрика.

Недавно Финляндия решила отдать долг памяти и ей, отметив двухсотлетие женщины, так много сделавшей для культуры страны. Не случайно, видимо, именно в Финляндии впервые в мировой истории женщины получили право голосовать и быть избранными в парламент еще в начале XX века.

Музей Рунеберга примечателен еще и тем, что это самый старый в Финляндии дом-музей. Дом поэта был превращен в музей уже в 1882 году, через два года после смерти Фредрики. Финский Сенат обратился к Александру II. Тот объявил дом, в котором Рунеберг прожил двадцать пять последних лет своей жизни, национальной собственностью и музеем.

Дом Рунебергов деревянный, как и большинство домов в Порвоо. Анфилада из десяти комнат. В комнатах до сих пор те же обои, портьеры и мебель, привезенная, в основном, из Санкт-Петербурга. Часть комнат все еще хранит присутствие хозяйки: оштукатуренные стены были расписаны самой Фредрикой. Большой сад, разбитый ей же. Она так любила цветы, что забирала их с собой на острова местного архипелага, где семья обычно проводила лето.

Когда поэта хоронили, прощаться пришли представители всех четырех сословий финского общества: дворянства, духовенства, горожан и крестьян; а также всех ученых обществ, Сената, университета Финляндии.

Я шла по анфиладам комнат дома Рунеберга, и мне было легко представить уклад жизни этой семьи. В доме сохранилась атмосфера той уже далекой эпохи, но при этом он стал частью современной Финляндии.

На причале набережной неподалеку от музея стоял пароходик под названием "Рунеберг". Три часа, и ты в Хельсинки сходишь по трапу на Рыночной площади рядом с президентским дворцом. На одной из соседних улочек, тоже в деревянном доме, кафе. Надо сказать, что именно с него началось мое знакомство с Рунебергом. Напротив меня стоял стеклянный шкаф со всевозможными раритетными экспонатами. На одной из полок — портрет человека в учительском сюртуке. А рядом — старая кукла: человечек с лицом, очень похожим на портрет.

— Кто это? — спросила я у своего спутника, журналиста "Хундестанблате" — финской газеты на шведском языке.
— Йохан Людвиг Рунеберг. Он был великим поэтом.
— Его до сих пор читают?
— Да.

Вот так работает связь этих разных поколений Финляндии. Помня прошлое, те, кого я встречаю в своих поездках в эту достаточно близкую к нам страну, трепетно относятся к своему настоящему.

Порвоо нельзя назвать городом-музеем. Он отнюдь не законсервирован, и ему не чуждо развитие. И рядом с домами XVIII века можно встретить почти новостройки. Но они гармоничны в своей функциональной простоте и совсем не портят облик старого города.

Новостройки не вмешиваются в жизнь старого города. Большей частью они расположены на западном берегу реки, у которой два имени — шведское и финское. По-шведски она называется Борга, а финны зовут ее Порвоонйокки. Размеры района-новостройки можно оценить как внушительные для города с населением в сорок тысяч человек.

Этот район тоже застроен деревянными домами. Можно сказать, типовое строительство: большие окна, небольшой участок земли рядом с домом. Цветовая гамма — вариации на тему красной охры, в которую выкрашены деревянные дома середины XVIII века, протянувшиеся цепочкой вдоль противоположного берега. Их цвет — тоже дань истории. В конце XVIII века шведский король изволил посетить свои финские владения. Именно тогда дома были выкрашены в цвет красной охры. Однако был и функциональный смысл: именно эта натуральная краска предохраняет древесину от воздействия влаги и солнца.

За то время, пока живу в Финляндии, Порвоо стал неотъемлемой частью моей жизни. Не было в моем доме такого гостя, которого я бы не отвезла на прогулку в мой любимый деревянный город. И кафе "Хельми", чайная и кофейня с вкуснейшими пирогами и тортиками, — также обязательный элемент программы. Кафе оправдывает свое название: "хельми" означает "жемчужина". Оно тоже размещается в деревянном доме на одной из бойких торговых улочек города.

Для своей хозяйки этот дом действительно стал драгоценной жемчужиной. Ею стала Айри Каллио. Художник и реставратор мебели, Айри сначала занимала маленькую комнату на втором этаже. В соседнем доме была ее мастерская. Какое-то время спустя соседи стали мечтать о современных удобствах и решили оставить дом, построенный в конце XVIII века. Айри его не бросила. Она рассказывает: "В 2013 году кафе "Хельми" исполнится тридцать лет. Оно особенное, потому что, кроме того, что это домашняя чайная, это по-прежнему мой дом. Поэтому все, кто приходит выпить чашечку чая или кофе, оказывается моим личным гостем. Тридцать лет назад в Порвоо не было ни одного подобного кафе. Каждая комната на первом этаже — отдельный салон. Французский, шведский, русский…" В русском салоне — на стенах портреты последней российской императорской семьи. "А что, Николай II тоже бывал у вас в гостях?" — спрашиваю я Айри. Она смеется: "Нет, это все фотографии из семейного альбома моих предков". В комнате у печки-голландки — пианино. Когда я привезла в Порвоо свою племянницу, она на нем играла. Оказалось, что инструмент середины XIX века регулярно настраивает заботливая хозяйка дома.

За соседним столом нашего кафе слышалась русская речь. Сюда приезжает все больше и больше туристов из России. Чтобы побродить по мощеным улочкам. Дома, в России, таких роскошных мест, очаровательных в своей неброской красоте, остается все меньше. Российские туристы пили чай из серебряного самовара, которым была украшена буфетная стойка кафе. Вдруг одна из женщин сказала: "Почему нам нельзя так беречь наши города?" Вопрос остался без ответа...

А в это время в Нижнем Новгороде — когда-то жемчужине деревянного зодчества — отбывают свой административный срок "за неподчинение полиции" пять человек, включая Станислава Дмитриевского. В этот раз они оказались на скамье подсудимых, потому что посмели вывесить флаг европейского культурного наследия из окон дома, обреченного на снос. Деревянный особняк, построенный на пятьдесят лет позже домика в Порвоо. Большая Покровская, 98. Угол с площадью Лядова, бывшей Монастырской.

Дом служил честно как гостиный двор для тех посетителей Нижнего, которые завозили в город свои товары по арзамасскому тракту. Был он большой, украшенный по фасаду красивой резьбой. В нем было достаточно места и для трактира, и для гостевых комнат. Но всего этого уже нет. Дом уничтожен. Защитники — в камерах.

А власти Нижнего Новгорода серьезно задумались о переименовании Лядова в Монастырскую. Насмешка? Да нет… Эта гвардия весьма серьезно считает себя православными патриотами. Да и очень вписывается в тренды, вводимые новым министром культуры. Откажемся от революционных названий, "аппендиксов" и советских пережитков, назовем станции метро по Святцам… А то, что при этом от исторических российских городов остается зачищенное поле, неважно. Предадим анафеме всех, кто встает на их защиту. А захотите походить по булыжным мостовым, перейти речку по деревянному мосту или переночевать в комнате с льняными занавесками на втором этаже постоялого двора кафе, отправляйтесь в финский Порвоо.

Оксана Челышева

Вы можете оставить свои комментарии здесь

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter